Евангелие свидетельствует, что Иисус Христос искупил грех Адама, делающий все более нереальной встречу Бога и человека, разрушил «стоявшую посреди  преграду» (Еф. 2:14). С пришествием Мессии, человечество: 

«имеет дерзновение и надежный доступ (к Богу) через веру в Него (Иисуса Христа)» (Еф. 3:12). 
«…чрез  Него и те и другие имеем доступ к Отцу, в одном Духе. Итак, вы уже не чужие и не пришельцы, но сограждане святым и свои Богу» (Еф. 2:19).
«Но настанет время, и настало уже, когда истинные поклонники будут поклоняться Отцу в духе и истине, ибо таких поклонников Отец ищет Себе: Бог есть дух, и поклоняющиеся Ему должны поклоняться в духе и истине». (Ин. 4:23-24).

   Христос восстановил связь человека с Богом посредством Святого Духа. Богу теперь не нужно воплощаться в горящий куст, или клубиться облаком. Это были вынужденные встречи, поскольку препятствием к полноценному слиянию на уровне мысли служил грех первочеловека. Богу не трудно вызвать видение в нашем сознании, но, увы, оно разрушает его.
   В результате уникального опыта и жертвы Христа, мы опять стали единосущны Богу, поскольку Сын единосущен Отцу.  Мы стали Его сынами, а не рабами. И можем обращаться к Нему со словами: «Отче наш…».  Просить у Него помощи.
   Логос, Дух, Мысль, вот что объединяет нас.
   Уходя, Христос сказал апостолам: 

«Итак, идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа» (Мф. 28: 19). 

   Сошествие Святого Духа на крещаемых людей проявлялось так явно, что стало побудительной причиной массовой христианизации народов (Деян. 2: 41). Возникла необходимость в местах встречи и ритуалов, напоминающих о жертве Христа. Так возникла христианская Церковь.
   Ее значение в нашей жизни поистине велико. Она, помогает развить в человеке метафизические способности и довериться им. Именно в Церкви мы учимся верить в невидимое и ощущать присутствие непостижимого.
   Но Церковь – это лишь дверь в Царство Небесное. Для того чтобы войти в близкий контакт с Богом нужны особые условия. Один из этих путей – уход в монастырь.
   В  IV- VII вв. н.э., вдали от шумных городов, копты начали строить в египетских пустынях монастыри. Там они могли оставить заботы о «хлебе насущном», и употреблять все усилия, чтобы достичь Царства Небесного, упражняя свое сознание в общении с Богом.
   Их духовные достижения были так явны, что начался массовый приток подвижников. Иные коптские монастыри насчитывали до пяти тысяч монахов-аскетов.
   Такие цифры говорят о неудержимой тяге человека к богообщению.
   Коллективный опыт позволил монахам создать учение о работе сознания в метафизическом пространстве. Они различали три формы истинного богообщения: нетварный свет, умный свет и свет  чувственный.
   Первой в монастырях была разработана особая техника сознания, целью которой являлось созерцание Логоса – исихазм (от греч. покой, безмолвие, отрешенность).
   Сигналом истинности богообщения служила манифестация ослепительного света. Так называемый  нетварный свет.
   Египетские пустынники считали сияние света важнейшим признаком святости. Авва Иосиф утверждал, что нельзя быть монахом, если не сделаешься как «огонь пылающий».
   И действительно, сияние исходит от Моисея, спускающегося с горы Синай, и когда он разговаривает с Богом в скинии. Сиянием наполняется пещера, где родился Христос. Преображение Христово на горе Фавор залито ослепительным светом. Савл преобразился в Павла, испытав внезапное осияние светом (Деян. 9:3).
   Нетварный свет монахи считали высшим, поскольку только он освящает человека, приближает его к Богу.
   Была разработана специальная техника вхождения в общение с Богом. Сюда, в обязательном порядке,  входило длительное уединение и молчание. Чтобы получить способность созерцания Божества исихасты принимали определенную позу, сосредотачивали свой ум в сердце, ограничивали движение, дыхание делали редким и ритмичным, прекращали чувственное восприятие, изгоняли все мысли, называя это «духовным субботством».
   «Субботствуя духовно и в меру возможности, унимая собственные действия тела, исихасты прекращают всю сопоставительную, перечислительную и разную другую познавательную работу душевных сил, всякое чувственное восприятие и вообще всякое произвольное телесное действование, а всякое не вполне произвольное, как например дыхание, они ограничивают в той мере, в какой это зависит от нас»[1].
   Таким образом, исихасты как бы вводили свой ум «вовнутрь» тела и сосредотачивали ум в «единовидной свернутости».
   Объектом видения нетварного света является «неизреченное, невидимое и непостижимое». Бог не является объектом познания, речь идет о воссоединении с ним. Явление это редкое и является жемчужиной работы нашего сознания.
   Эту встречу знаменует внутренний свет, который адепт «видит» умом.
   Исихаст может даже описать нетварный свет. Так, как это сделал св. Симеон Новый Богослов (XI в.):  

«Опять мне ясно светит свет, опять его я вижу,
Он отверзает небеса и ночь уничтожает…
Ко мне нисходит свет с небес и выше всех возносит:
Я, находясь среди всего, вдруг вне всего поставлен.
Не знаю – в теле, или нет – но там я пребываю,
Где светит свет один простой, который созерцая
Я тоже становлюсь простым, незлобливым и кротким»[2].

   При этом сияет все лицо его: «Все органы телесные бывают светоносными»[3]. То есть свет не только окружает вас, но становится частью вашего существа.
   В результате такой практики меняется, «обожается» личность человека. Но это не безопасный путь, и здесь нужно руководство опытного старца.
   Правильно практикующий исихаст, не разрушает свой разум, но  «просветляется», получает доступ к Духовному миру, созерцает Логос, не нанося себе вреда.
   Это высшая форма общения Бога и человека. Человек остается тварным, но изменяется его сознание. В этом нетварном свете рождаются святые.
   Плодом нетварного света является мудрость, которую не следует приравнивать к знанию:

 «Одному дается Духом слово мудрости, другому слово знания, тем же Духом...» (1 Кор. 12: 8).

   Мудрость, чудотворение, пророчество – суть плоды исихаста-созерцателя. Созерцающие Бога отшельники достигали необыкновенной духовности, прозорливости и знания человеческих душ. Помыслы людей становились прозрачными для них. 

   «...мудрость знает давнопрошедшее и угадывает будущее, знает тонкости слов и разрешение загадок, предузнает знамения и чудеса и последствия лет и времен» (Премудрости Соломона 8: 8).  

   Исихаст, получает мудрость в дар. Объект мудрости – человек и его взаимоотношения с Богом. Мудрость не нуждается в информации, она знает ответ.
   И действительно, как человек, проведший всю жизнь в монастыре, может знать жизнь мирянина? Прозорливость старцев осуществляется на бессознательном уровне, а не в результате логической работы ума. Отшельник прозревает, видит  ответ в своем сознании. Старцы знают о людях то, что знает о них Бог. Об этом свидетельствует Серафим Саровский.
   «Я, грешный Серафим, так и думаю, что я, грешный раб Божий, что мне повелевает Господь, как рабу своему, то я и передаю… Первое помышление, являющееся в душе моей, я считаю указанием Божиим и говорю, не зная, что у моего собеседника на душе, а только веруя, что так мне указывает воля Божия для его пользы»[4].
   Мудрость отшельников указывает нам прямой и ясный путь к жизни вечной.
   Впоследствии, византийский богослов Григорий Палама (1296-1359) привлек множество примеров из опыта отцов-пустынников, вплоть до Симеона Нового Богослова, для философского оформления исихазма. Палама считал, что сущность Бога пребывает в себе и недоступна. Человеку могут сообщаться только его энергии, которые пронизывают мир. При этом единство сущности Бога не нарушается. После долгой борьбы в 1351 это учение было признано году официальной доктриной византийской церкви.
   Долгое неприятие философии Паламы было основано, в том числе, и на том, что в его учении были описаны переживаемые им перемены сознания, подозрительно напоминающие мистические слияния с Богом.
   Он писал, что устремляясь к Богу, аскет через какое-то время испытывает чувство тепла, разливающееся по телу, изумление и радость, состояние экстаза и, наконец, исступление.

 «…и ум молится тогда не молитвой, но в исступлении переносится в непостижимую действительность, где незнание, которое выше знания[5].

   Исступление – сигнал об опасности, которому подвергается сознание.
   Вряд ли аскеты должны допускать свое сознание до «исступления» и «пламенной страсти».
   Впрочем, возможно, что св. Палама цитирует здесь Григория Нисского. Поскольку в другом месте Палама свидетельствует о истинных переживаниях исихаста.

«То сладостное зрелище, которое восхитило ум, заставило исступить из всего и целиком обратило к себе, святой видит как свет, посылающий откровение, но не откровение чувственно ощущаемых тел, и не ограниченный ни вверх, ни вниз, ни в ширину; он вообще не видит пределов видимого им и озаряющего его света, но как бы было некое солнце, бесконечно более яркое и громадное, чем все в мире, а в середине стоял бы он сам, весь сделавшийся зрением,- вот на что это похоже»[6].

«...Когда виденье приходит, по разливающейся в нем бесстрастной радости, умному покою и новому пламени любви к Богу, видящий точно знает, что это и есть божественный свет, даже если неясно его видит»[7].

   Бесстрастная радость - плод истинного исихаста. Это – не процесс, это – состояние.
   Опытные  старцы настоятельно требовали от монахов-исихастов умаления себя, поскольку практика исихизма приводит к удивительным проявлениям сознания, отчего человек может прельститься, впасть в восторженное состояние и лишить себя завоеваний пройденного пути.


[1] Палама Григорий. «Триады в защиту священно-безмолствующих». М.: «Канон», 2003, Триада 1. 2.7.
[2] Иеромонах Илларион (Алфеев). «Таинство веры». Изд-о Братства Святителя Тихона. Москва-Клин, 1996, стр. 219.
[3] Там же, стр. 225.
[4] Четьи-Минеи. Книга V, стр. 94.
[5] Палама Григорий. «Триады в защиту священно-безмолствующих». Триада 1.3.21.
[6] Палама Григорий. «Триады в защиту священно-безмолствующих». Триада 1.3.21.
[7] Палама Григорий. «Триады в защиту священно-безмолствующих». Триада 1.3.22.